Прикасаться и целовать нынче тянет неудержимо. Я под кожей ищу слова, как геологи ищут жилу, в шхерах ладожских гнезда вью, обнимаю живое жадно, я свободу себе пою от всего, что меня держало. Долгожданным дышу теплом - алым заревом в темных скалах. Разиюлилось, разлилось, белым облаком обласкало.
Дикий берег, пологий спуск, шелест раннего листопада.
( Read more... )

Я хотел бы помочь, только я не бог, богу некогда, он намотал клубок из ошибок, страхов, беды, вины, из сомнений и ран твоих нутряных, богу некогда, он тебе вяжет шарф, хочет петли накидывать, чуть дыша, хочет спицей о спицу стучать в тиши, никуда до осени не спешить.
( Read more... )

Давай, давай, не мешкай, выходи, пока звонят колокола в груди и боль еще металлом не застыла. Пока живой, умеющий прощать, запутавшийся в людях и вещах, державший фронт и нападавший с тыла, пока нескладный, главный, угловой, пока дырявишь небо головой и под дождем внезапным затихаешь, пойдем со мной - без карты, без пути, пойдем, пока нам некуда ( Read more... )

Так весной измучен, что жив едва, выпадаешь из времени и контекста, но она говорит тебе: «доставай ту себя, что была из другого теста. Вспоминай, - говорит, - где ещё болит, что там раньше горело, где шрамы ноют? Напиши нам одну из своих молитв, не заметку, статью, интервью - иное».

Острый приступ точек и запятых, пожалеешь -забвения пожелай нам.

( Read more... )

На великом вселенском тренинге обучают известным штукам. Силы тяжести, тока, трения мы легко превращаем в шутку, и в омониме, и в аммонии есть божественная задача. Но вот с алгеброй и гармонией постоянная неудача. Я учусь на ошибках истово, только дьявол сомнений ловок. Все пытаюсь проверить истину, но упрямо не верю слову. Ясен ум, совершенны ( Read more... )

А напомни-ка мне, хороший мой, как мы начали, палачами друг другу стали, свечами, плачами, бесконечной проверкой на прочность, железной выдержкой. Расскажи, уходящий к Вечному, как мы выжили?

Какими были безумцами, дураками, как водил ты меня кругами - от столичного пекла до горной святой обители, как мы своих обидчиков ненавидели, как родители ( Read more... )

Она пишет в чат: «Я хочу в тепло, у столичных волчат потемнела шерсть, понимаешь, мне тридцать, себе назло я хочу вернуться туда, где шесть. Мы рычим в метро и молчим в друзей, мы грызём гранит и глодаем кость, но в тепле мне шесть, и я правлю всем, не спускаюсь под землю, дышу легко. Я иду и вижу, как нежен свет, сохраняю любимых в чудесных снах и ( Read more... )

Марья приходит к травнику - долю свою выпытывать. Сила течет с утра в нее говорами забытыми, присказки золоченые - сводят слова с ума ее, лето ходила черная, а нынче - горит и мается. Марья садится, щурится, на образ знакомый крестится. «Я, - говорит, - прощу его, да сохнет полынь под лестницей, болиголов качается, омела в ладони просится, ( Read more... )

Мне остро - это все, что я могу сказать тебе с обратной стороны луны, дорожной карты, тишины, в которой я на этом берегу стою, фотографируя туман, его интерпретируя легко в юдоль, сиротство, в дым и молоко - ежевечерний мой самообман. Мне пусто, как и следовало ждать - желали, было, продолжает быть, они живут, налаживают быт, а я все жду, но ты ( Read more... )

Октябрь - бармен, он боготворит глинтвейны, гроги, пунши - алфавит используя, как пряную приправу. Он греет красное и тихо говорит о том, что раскрывается внутри, о том, на что мы не имели права. Иди сюда, дружок, и повтори вино, гвоздику, кардамон, имбирь, налей ещё горячего, не мешкай. Смотри в окно - как льётся по листве и золото, и патока, и ( Read more... )